Андрей Яковлев: Интеграция российской науки в глобальный рынок идет, но этот процесс пока неформализован

ИКТ отрасль  | 27 января 2005

Андрей Александрович, во время празднования 250-летия МГУ на встрече со студентами Путин сказал, что бороться с утечкой мозгов административными методами бессмысленно, надо решать социальные проблемы работников науки, а для этого надо обеспечивать высокие темпы роста экономики. По мнению большинства экспертов, в ближайшее время темпы роста, скорее, замедлятся, да и повысить зарплату ученым до необходимого уровня - в разы - вряд ли возможно, поскольку это потребует аналогичных мер для всех бюджетников, а это уже существенный инфляционный фактор. Значит, мозги так и будут утекать и в ближайшее время с этим сделать ничего невозможно, или есть какие-то методы?

Я не думаю, что мозги будут утекать. Недавно на встрече с бывшими российскими стипендиатами представители Фонда Гумбольдта (это один из ведущих немецких научных фондов, дающий стипендии иностранным ученым для работы Германии) говорили, что в последние годы произошло сокращение числа заявок, которые поступают в Фонд от России. Мы обсуждали эту тенденцию с коллегами, и получается, что хотя не произошло радикальных улучшений в целом, условия жизнедеятельности для наших ученых за последние 3-4 года улучшились: появились новые каналы выделения грантов, возрос их средний размер. То есть для тех, кто активен, появились новые возможности получения финансирования в России. Это касается и молодых ученых, которые сейчас в России могут находить работу по специальности, и одновременно (пусть, это и медленно происходит), появляются фирмы, которые берут их к себе на работу в лаборатории в качестве исследователей. Я думаю, что здесь проблема не столько в направлении того, что нужно делать (поскольку некое движение уже идет), а в темпе и скорости этого процесса.

Проблема утечки мозгов существует, хотя и в меньших масштабах, чем раньше. Данная проблема может решаться только за счет создания адекватных условий для работы более сильным ученым. А отбор более сильных следует осуществлять на основе стандартных конкурсных методов, создавая фонды, поддерживающие, в том числе, чисто академические исследования, где в рамках конкуренции люди могли бы получать финансирование. Важно также создавать возможности для развития контактов с зарубежными коллегами. Из опыта общения с коллегами по Московскому Гумбольтскому клубу получается, что если в 1990-е гг. зарубежные научные фонды были важны, прежде всего, как источники заработка, то в последние годы они все более важной становится другая их функция, связанная с развитием сетевого взаимодействия с зарубежными коллегами. Они обеспечивают возможность включения российских исследователей в международные научные сети. И если в России будут возникать инструменты для поддержки международной мобильности, международных контактов, это может явиться дополнительным стимулом для того, чтобы люди оставались здесь. Здесь, во-первых, родной язык, на котором всегда проще общаться; во-вторых, семья; в-третьих, культура и др. Все это является факторами, которые удерживают человека в стране. В дополнение к ним нужны факторы, которые обеспечивали бы включенность в профессиональное сообщество (которое сейчас уже стало глобальным) и обеспечивали для более сильных исследователей возможность получения дополнительного заработка здесь, в России, но на конкурсных условиях.

Российские ученые – выпускники вузов, которые начинают карьеру, ищут финансирование и часто, работая в России, тем не менее получают его от западных фондов и проводят исследования для Запада. Для России приемлема такая схема или же российские ученые должны работать все-таки на российскую науку?

У нас были по этому поводу обсуждения еще три года назад. В рамках работ по ФЦП «Электронная Россия» мы проводили конференцию по новой экономике. Эта дискуссия 2002 года показала, что российская экономика с ее структурными диспропорциями, с сократившимся объемом ВВП и всего остального, была и остается не готовой к тому, чтобы в полной мере предъявлять спрос на тот академический научный потенциал, который достался нам в наследство от Советского Союза. В этом смысле прямой выход на международные научные рынки нормален и в нем нет ничего страшного, если мы хотим сохранить этот потенциал. Важно, чтобы этот выход происходил не на уровне личного контакта ученых с зарубежной лабораторией или зарубежным фондом, а на уровне каких-то институциональных форм, когда возникали бы юридические права не отдельного человека, а российских компаний, действующих в этой сфере на какие-то разработки, которые будут реально внедряться и реализовываться за рубежом. Сейчас мы довольно много теряем именно на этом. То есть процесс интеграции российской науки в глобальный рынок идет, и он является фактором выживания и сохранения российской науки. Но этот процесс пока в значительной мере протекает в неформальном режиме, из-за чего российская экономика в целом довольно много теряет.

Это несильно отличается от физической утечки мозгов.

Это отличается от утечки мозгов тем, что эти люди продолжают работать в России. При изменении условий они могут переключиться на спрос, идущий от российских научных центров и фондов, или на заказы российских компаний и корпораций. При всех процессах глобализации и виртуализации местонахождение исследователя остается довольно важным. Хотя такой механизм неформального взаимодействия с западными заказчиками и включенности в международные научные сети в какой-то мере, безусловно, является элементом утечки мозгов, утечки знаний.


Источник: Opec.ru
27 января 2005

© Фонд "Новая экономика"